Неточные совпадения
Когда нянька мрачно повторяла слова медведя: «Скрипи, скрипи, нога липовая; я по селам
шел, по деревне
шел, все бабы спят, одна баба не спит, на моей шкуре сидит, мое мясо варит, мою шерстку прядет» и т. д.; когда медведь входил, наконец, в
избу и готовился схватить похитителя своей ноги, ребенок не выдерживал: он с трепетом и визгом бросался на руки
к няне; у него брызжут слезы испуга, и вместе хохочет он от радости, что он не в когтях у зверя, а на лежанке, подле няни.
Краюха падает в мешок, окошко захлопывается. Нищий, крестясь,
идет к следующей
избе: тот же стук, те же слова и такая же краюха падает в суму. И сколько бы ни прошло старцев, богомольцев, убогих, калек, перед каждым отодвигается крошечное окно, каждый услышит: «Прими, Христа ради», загорелая рука не устает высовываться, краюха хлеба неизбежно падает в каждую подставленную суму.
Наконец я встал, попрощался с гольдом,
пошел к себе в
избу и лег спать.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид.
Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда
идем, он пригласил нас
к себе и предложил остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
И для этого решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем,
к дьяку же от
избы не так близко: дорога
шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг.
Шел ли набожный мужик, или дворянин, как называют себя козаки, одетый в кобеняк с видлогою, в воскресенье в церковь или, если дурная погода, в шинок, — как не зайти
к Солохе, не поесть жирных с сметаною вареников и не поболтать в теплой
избе с говорливой и угодливой хозяйкой.
Они подозвали меня
к себе и стали просить, чтобы я
пошел в
избу и вынес оттуда их верхнее платье, которое они оставили у поселенца утром; сами они не смели сделать этого.
Двор был крыт наглухо, и здесь царила такая чистота, какой не увидишь у православных в
избах. Яша молча привязал лошадь
к столбу, оправил шубу и
пошел на крыльцо. Мыльников уже был в
избе. Яша по привычке хотел перекреститься на образ в переднем углу, но Маремьяна его оговорила...
Федорка так и пропала с покоса, а потом оказалась в Кержацком конце, в
избе Никитича. Выручать ее поехал Терешка-казак, но она наотрез отказалась
идти к отцу.
Всего больше удивило Домнушку, как муж подобрался
к брату Макару. Ссориться открыто он, видимо, не желал, а показать свою силу все-таки надо. Когда Макар бывал дома, солдат
шел в его
избу и стороной заводил какой-нибудь общий хозяйственный разговор. После этого маленького вступления он уже прямо обращался
к снохе Татьяне...
Когда, мотаясь в седле, Макар скрылся, наконец, из вида, Таисья облегченно вздохнула, перекрестилась и усталою, разбитою походкой
пошла опять
к гущинской
избе.
«Напугал меня братец, — продолжала она, — я подумала, что он умер, и начала кричать; прибежал отец Василий с попадьей, и мы все трое насилу стащили его и почти бесчувственного привели в
избу к попу; насилу-то он пришел в себя и начал плакать; потом,
слава богу, успокоился, и мы отслужили панихиду.
Вихров
послал другой раз старосту сказать, что он не зайдет
к ней, потому что ему некогда, и чтобы лошади подъехали
к его
избе.
Ванька
пошел, но и книгу захватил с собою. Ночью он всегда с большим неудовольствием ходил из комнат во флигель длинным и темным двором. В
избу к Симонову он вошел, по обыкновению, с сердитым и недовольным лицом.
Иду я
к Власу, а сам дорогой все думаю: господи ты боже наш! что же это такое с нам будет, коли да не оживет она? Господи! что же, мол, это будет! ведь засудят меня на смерть, в остроге живьем, чать, загибнешь: зачем, дескать, мертвое тело в
избе держал! Ин вынести ее за околицу в поле — все полегче, как целым-то миром перед начальством в ответе будем.
И тут-то этакую гадость гложешь и вдруг вздумаешь: эх, а дома у нас теперь в деревне
к празднику уток, мол, и гусей щипят, свиней режут, щи с зашеиной варят жирные-прежирные, и отец Илья, наш священник, добрый-предобрый старичок, теперь скоро
пойдет он Христа славить, и с ним дьяки, попадьи и дьячихи
идут, и с семинаристами, и все навеселе, а сам отец Илья много пить не может: в господском доме ему дворецкий рюмочку поднесет; в конторе тоже управитель с нянькой вышлет попотчует, отец Илья и раскиснет и ползет
к нам на дворню, совсем чуть ножки волочит пьяненький: в первой с краю
избе еще как-нибудь рюмочку прососет, а там уж более не может и все под ризой в бутылочку сливает.
Одна из пристяжных пришла сама. Дворовый ямщик, как бы сжалившись над ней, положил ее постромки на вальки и, ударив ее по спине, чтоб она их вытянула, проговорил: «Ладно!
Идет!» У дальней
избы баба, принесшая хомут, подняла с каким-то мужиком страшную брань за вожжи. Другую пристяжную привел, наконец, сам извозчик, седенький, сгорбленный старичишка, и принялся ее припутывать. Между тем старый извозчик, в ожидании на водку, стоял уже без шапки и обратился сначала
к купцу.
Но Пугачев со станичной
избы из-под караула бежал и уже чрез три месяца на том же хуторе пойман и показал на станичном сборе, что был в Моздоке, почему при рапорте и послан мною
к старшине Макарову в Нижнюю Черкасскую станицу, а сей чрез нашу станицу
послал уже его при рапорте в Черкасск.
Когда соберется довольно много народа, то атаман выходит
к оному из
избы на крыльцо с серебряною позолоченною булавою; за ним с жезлами в руках есаулы, которые тотчас
идут в средину собрания, кладут жезлы и шапки на землю, читают молитву и кланяются сперва атаману, а потом на все стороны окружающим их казакам.
Ввечеру барин соберут
к избе мужиков и заставляют судить себя с барыней; барыня заплачут: «Ребятушки, — изволят говорить, — я, себя не жалевши, его воспитывала, чтоб он в полковые
пошел да генералом был».
Казалось, неукротимый конь прибегнул
к этому способу избавиться от своего мучителя как
к последнему средству, после которого должен был покориться его воле; он вдруг присмирел и, повинуясь искусному наезднику,
пошел шагом, потом рысью описал несколько кругов по широкой улице и наконец на всем скаку остановился против
избы приказчика.
Сказав сии слова, оба боярина, в которых читатели, вероятно, узнали уже Лесуту-Храпунова и Замятню-Опалева, слезли с коней и
пошли в
избу. Краснощекий толстяк спустился также с своей лошади, и когда подошел
к воротам, то Кирша, заступя ему дорогу, сказал, улыбаясь...
— Добро, добро, не божись!.. Дай подумать… Ну, слушай же, Григорьевна, — продолжал мужской голос после минутного молчания, — сегодня у нас на селе свадьба: дочь нашего волостного дьяка
идет за приказчикова сына. Вот как они поедут
к венцу, ты заберись в женихову
избу на полати, прижмись
к уголку, потупься и нашептывай про себя…
Казаки столпились вокруг своих начальников; но большая часть из них явно показывала свою ненависть
к нижегородцам, и многие решительно объявляли, что не станут драться с гетманом. Атаманы, готовые
идти на помощь
к князю Пожарскому, начинали уже колебаться, как вдруг один из казаков, который с кровли высокой
избы смотрел на сражение, закричал...
Если б не мать, они подошли бы, вероятно,
к самым
избам никем не замеченные: семейство сидело за обедом; тетка Анна, несмотря на весь страх, чувствуемый ею в присутствии мужа, который со вчерашнего дня ни с кем не перемолвил слова, упорно молчал и сохранял на лице своем суровое выражение, не пропускала все-таки случая заглядывать украдкою в окна, выходившие, как известно, на Оку; увидев сыновей, она забыла и самого Глеба — выпустила из рук кочергу, закричала пронзительным голосом: «Батюшки,
идут!» — и сломя голову кинулась на двор.
Все это куда бы еще ни
шло, если бы челнок приносил существенную пользу дому и поддерживал семейство; но дело в том, что в промежуток десяти-двенадцати лет парень успел отвыкнуть от родной
избы; он остается равнодушным
к интересам своего семейства; увлекаемый дурным сообществом, он скорей употребит заработанные деньги на бражничество; другая часть денег уходит на волокитство, которое сильнейшим образом развито на фабриках благодаря ежеминутному столкновению парней с женщинами и девками, взросшими точно так же под влиянием дурных примеров.
Издали еще увидели они старуху, сидевшую с внучком на завалинке. Петра и Василия не было дома: из слов Анны оказалось, что они отправились — один в Озеро, другой — в Горы; оба
пошли попытать счастья, не найдут ли рыбака, который откупил бы их место и взял за себя
избы. Далее сообщала она, что Петр и Василий после продажи дома и сдачи места отправятся на жительство в «рыбацкие слободы»,
к которым оба уже привыкли и где, по словам их, жизнь привольнее здешней. Старушка следовала за ними.
— Шабаш, ребята! — весело сказал Глеб, проводя ладонью по краю лодки. — Теперь не грех нам отдохнуть и пообедать. Ну-ткась, пока я закричу бабам, чтоб обед собирали, пройдите-ка еще разок вон тот борт… Ну, живо! Дружней! Бог труды любит! — заключил он, поворачиваясь
к жене и
посылая ее в
избу. — Ну, ребята, что тут считаться! — подхватил рыбак, когда его хозяйка, сноха и Ваня
пошли к воротам. — Давайте-ка и я вам подсоблю… Молодца, сватушка Аким! Так! Сажай ее, паклю-то, сажай! Что ее жалеть!.. Еще, еще!
— Ну, вот что, грамотник, — примолвил он, толкнув его слегка по плечу, — на реку тебе
идти незачем: завтра успеешь на нее насмотреться, коли уж такая охота припала. Ступай-ка лучше в
избу да шапку возьми: сходим-ка на озеро
к дедушке Кондратию. Он
к нам на праздниках два раза наведывался, а мы у него ни однова не бывали — не годится.
К тому же и звал он нонче.
Тут целовальник сказал, чтобы спутники его
шли в харчевню, а сам, повернувшись лицом
к избе, противоположной этому зданию, закричал протяжным голосом...
— Нет, братцы, как здесь ни тепло, в
избе, надо полагать, теплее, — сказал он без всякой торопливости, зевнул даже несколько раз и потянулся, — ей-богу, право, о-о. Пойду-ка и я тяпну чарочку: вернее будет — скорее согреешься…
К тому и пора: надо
к селу подбираться… О-хе-хе. Авось найду как-нибудь село-то — не соломинка. Скажите только, в какую сторону
пошли ваши ребята?
С этой стороны тянулся сплошной навес, соединявшийся с
избою посредством небольшой бревенчатой постройки. Одна стена постройки выходила в сени
избы, другая примыкала
к навесу: это была камора; соломенная кровля ее
шла в уровень с кровлей
избы, но значительно возвышалась над кровлей навеса, так что, взобравшись на навес, легко было проникнуть на чердак; с чердака вела лестница в сени, куда выходили дверь каморы, дверь
избы и дверь на крылечко.
— Смотри же, ни полсловечка; смекай да послушивай, а лишнего не болтай… Узнаю, худо будет!.. Эге-ге! — промолвил он, делая несколько шагов
к ближнему углу
избы, из-за которого сверкнули вдруг первые лучи солнца. — Вот уж и солнышко! Что ж они, в самом деле, долго проклажаются? Ступай, буди их. А я
пойду покуда до берега: на лодки погляжу… Что ж ты стала? — спросил Глеб, видя, что жена не трогалась с места и переминалась с ноги на ногу.
Зная нрав Глеба, каждый легко себе представит, как приняты были им все эти известия. Он приказал жене остаться в
избе, сам поднялся с лавки, провел ладонью по лицу своему, на котором не было уже заметно кровинки, и вышел на крылечко. Заслышав голос Дуни, раздавшийся в проулке, он остановился. Это обстоятельство дало, по-видимому, другое направление его мыслям. Он не
пошел к задним воротам, как прежде имел намерение, но выбрался на площадку, обогнул навесы и притаился за угол.
Ну,
пошел в
избу, спроси у старухи ведро да сюда неси! — неожиданно заключил Глеб, поворачиваясь лицом
к Оке.
— Ну, что ж? Коли наниматься пришел, можно…
Пойдем в
избу: там переговорим;
к тому и обедать время, — сказал Глеб, покрякивая и приподымаясь на ноги.
Кукушкина. Мерзко мне, сударыня, мерзко бывать у вас. Да так уж мимо
шла, так зашла
к тебе. Нищенство, бедность… фу… я этого видеть не могу! У меня чистота, у меня порядок, а здесь, что такое!
Изба деревенская! Гадость!
После обеда, когда я успел немного отдохнуть от вороха воспринятых ощущений, я опять отправился бродить по пристани, только на этот раз
пошел не
к караванной конторе, а в противоположную сторону, по нагорному берегу Чусовой, где виднелись сплавные
избы и толпы бурлаков не были так густы.
Старик
пошел в
избу к смотрителю, а товарищ его остался у кибитки.
Между тем, пока солдатка била своего парня, кто-то перелез через частокол, ощупью пробрался через двор, заставленный дровнями и колодами, и взошел в темные сени неверными шагами; усталость говорила во всех его движениях; он прислонился
к стене и тяжело вздохнул; потом тихо
пошел к двери
избы, приложил
к ней ухо и, узнав голос солдатки, отворил дверь — и взошел; догорающая лучина слабо озарила его бледное исхудавшее лицо… не говоря ни слова, он в изнеможении присел на скамью и закрыл лицо руками…
Утром до свету он отправился
к куму, а Настя целый день просидела в темной овинной яме, холодная и голодная. Разнесся слух, что Степан пропал и Настя пропала. Варвара тут же решила, что они сбежали вместе. Целый день об этом толковали на хуторах. У Прокудиных в
избе все молчали и нехотя отвечали соседям, приходившим расспрашивать, что? да как? да каким манером она вышла? в какую пору и куда
пошла?
Что мне было делать? Чёртова баба с пьяных глаз в самом деле могла
пойти в войсковую
избу, и тогда станичное начальство, строгое
к разному странствующему люду, арестовало бы нас. Кто знает, что могло выйти из этого ареста для меня и Шакро!
Вот
пошел он
к синему морю,
(Помутилося синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку,
Приплыла
к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей старик с поклоном отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Еще пуще старуха бранится,
Не дает старику мне покою:
Избу просит сварливая баба».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе
с Богом,
Так и быть:
изба вам уж будет».
Наконец, он медленно приподнялся с своего места, погладил бороду, произнес с озабоченным видом: «Пустите-ка, братцы…», подошел
к воротам, окинул взором небо, которое начинало уже
посылать крупные капли дождя, и, бросив полушубок Антона
к себе на плечи, вошел в
избу.
— Ступай сейчас в крайнюю
избу,
к Антону, скажи, чтобы
шел сюда…
Выклянчил Титов кусок земли, — управляющему Лосева покланялся, — дали ему хорошее местечко за экономией; начал он строить
избу для нас, а я — всё нажимаю, жульничаю. Дело
идёт быстро, домик строится, блестит на солнце, как золотая коробочка для Ольги. Вот уже под крышу подвели его, надо печь ставить,
к осени и жить в нём можно бы.
Обманув Катю, что я
пойду гулять, я побежала наверх, достала все свои деньги (их было очень мало, но все, что у меня было) и, перекрестившись,
пошла одна через террасу и сад на деревню
к избе Семена.
Он
пошел к двери, миновал стол и так стукнул дверью, что
изба задрожала.
— Ну, взяло меня горе, такое горе, что и сна и пищи решился… Вот я и
пошел к Секлетинье. Она в Теребиловке живет… Подхожу я это
к ее избенке, гляжу, извозчик стоит. Что же, не ворочаться назад… Я в
избу, а там… Может, я ошибся, а только сидит барыня, платочком голову накрыла, чтобы лицо нельзя было разглядеть, а я ее все-таки узнал. Барыня-то ваша генеральша…
— Покою не дает, проклятая, — продолжала Василиса, — воет, знай, себе на всю
избу.
Послали было за хворостиной печь истопить, прошляндала без малого все утро… велели хлебы замесить — куды те!.. Ничего не смыслит — голосит себе, да еще:
пойду, говорит,
к барину…